Шырав

Шырав ĕçĕ:

халӗ the word is in our database.

халӗ (тĕпĕ: халӗ) more information about the word form can be found here.

Халӗ, вӑл та мана каярахпа ҫакӑн пекрех мастерской уҫма пулӑшасси ҫинчен калаҫса татӑлнӑ хыҫҫӑн, эпӗ ӑна пулӑшса тӑратӑп.
Я теперь помогаю ей, с тем условием, чтобы она потом помогла мне устроить еще такую же швейную.

XVIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

«Савнӑ Полина, мана пӗр япала, пачах ҫӗнӗ япала питӗ килӗшрӗ, ун ҫинчен эпӗ нумай пулмасть кӑна пӗлтӗм-ха, халӗ унпа хам та тӑрӑшсах аппаланатӑп та — ун ҫинчен сана ҫырса пӗлтерес тетӗп.
«Милая Полина, мне так понравилась совершенно новая вещь, которую я недавно узнала и которой теперь сама занимаюсь с большим усердием, что я хочу описать ее тебе.

Эпӗ кӑмӑлӑм пачах ҫук пулин те, уҫӑлса ҫӳренӗ те пулӑттӑм-и тен, анчах шухӑшларӑм-шухӑшларӑм та ку япала ырри патне илсе ҫитерессине туйса илтӗм — «ӗлӗк ҫӳреместчӗ, халӗ акӑ тухма пуҫларӗ — мӗне пӗлтерет-ши ку?» — тейӗҫ.
Я б, пожалуй, и стал гулять, хоть этого вовсе мне не хочется, но по зрелом размышлении я убедился, что от этого дело выйдет еще хуже — «раньше не гулял, теперь начал гулять, — что это значит?»

XVII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Магазин ку хутӗнче, чӑнах та, инкек-синкек курмарӗ темелле; ку ҫаплах-ха вӑл; анчах малашне ӗнтӗ хӗсӗнсех, хӗсӗнсех пымалли, ҫынсене ун ҫинчен мантарса ямалли, халӗ ӗнтӗ — вӑрахлӑхах ҫав — малалла ӳсме талпӑнакан предприятие аталантарса пырасси ҫинчен шухӑшлама та ҫукки, малашне пулма пултаракан пӗртен-пӗр телей вӑл, — ӳсме пӑрахас шухӑша темиҫе уйӑха (тен; темиҫе ҫула та) пӑрахса, ахаль ҫеҫ пурӑнма кирли паллӑ пулчӗ.
Магазин отделался на этот раз очень легко; конечно, так; а все-таки ясно было, что надобно поприжаться и поприжаться, заставить забыть о себе, что теперь — по крайней мере надолго — нечего уж думать о развитии предприятия, которое так и просилось идти вперед, что высшее возможное счастье надолго должно будет состоять в том, чтобы продолжать существовать, отказавшись на многие месяцы, вероятно, не на один год, от расширения дела.

Общество интересӗсене пула сирӗн интересӑра пӑртак хӗсӗрлемелле пулнине ӑнланатӑр ӗнтӗ эсир, — халӗ тата ытларах та калам: ку вӑл общество ырлӑхӗшӗн кирлӗ пулчӗ; анчах эпӗ ҫаплах сиртен, Александр Матвеевич, ҫакна ыйтасшӑн; ҫак кирлӗ пулнӑ япалана тунӑ чух унта тӗл пулакан чӑрмавсене эпӗ май пур таран ҫӑмӑллатма тӑрӑшӑп, ҫакна шанса тӑрӑр.
Вы поймете грустную необходимость более или менее нарушить ваши интересы для интересов общества, — могу сказать больше: для интересов общественного благоустройства; но точно так же я жду от вашего беспристрастия, Александр Матвеевич, и признания готовности моей сделать все возможное для возможного смягчения необходимой меры.

— Ҫапла, халӗ эпӗ ку ыйтӑвӑн пур енӗ пирки те шухӑшласа пӑхрӑм: сирӗн сӗнӗве йышӑнма пулать.
— Да, я теперь обдумал все стороны вопроса: ваш компромисс может быть принят.

— Халӗ эпӗ тавлашмастӑп ӗнтӗ, калатӑп ҫеҫ: эсир хушнӑ пек тӑвӑпӑр.
— Теперь я не спорю, я говорю: это будет сделано.

Вӗсенчен хӑш-пӗрисем — халӗ ӗнтӗ сахаллӑшӗ ҫеҫ пӗр-пӗринпе тавлашнӑ чухне, кирлӗ пулсан, тапӑнкалаҫҫӗ, вӑл та пулин тавлашнӑ чухне ҫеҫ.
Некоторые из них — и теперь уж очень немногие — нападают на него, когда ведут полемику против последователей какого-нибудь другого направления, смотря по надобности.

Кусем вара урӑхла йышшисем пулчӗҫ, хӑйсем пурне те пӗлесшӗн тӑрӑшнишӗн вӑтаннӑ пек: «чӑнах та ӗнтӗ, халӗ эсӗ ман ҫине хӑяккӑн пӑхатӑн акӑ, манран пытарма тӑрӑшатӑн, анчах мана пурпӗрех улталаймӑн», тенӗн пӑхкаларӗҫ.
Эти же смотрели с несколько неловкою, которой как будто конфузились сами, которая как будто сопровождалась в них а как будто другою мыслью: «конечно, ты на меня смотришь косо и стараешься спрятать хвост от меня, но меня все-таки не проведешь».

Ҫук, нумай-нумай ӑрусем мар; ман ӗҫ халӗ хӑвӑрт пулса, ҫулсеренех хӑвӑртланса пырать, анчах эсӗ ҫапах та ман йӑмӑкӑн пӗтӗмпех аталанса ҫитнӗ патшалӑхне кӗрейместӗн-ха; эсӗ ӑна хуть курса юлтӑн акӑ, малашне мӗн пулассине пӗлетӗн ӗнтӗ.
Нет, не много поколений: моя работа идет теперь быстро, все быстрее с каждым годом, но все-таки ты еще не войдешь в это полное царство моей сестры; по крайней мере, ты видела его, ты знаешь будущее.

11 // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Халӗ курса-сиссе тӑракан япала пулса ҫитиччен нумай-нумай ӑрусем улшӑнӗҫ.
Сменится много поколений, прежде чем вполне осуществится то, что ты предощущаешь.

Ҫук, чӑн-чӑн савӑнӑҫ мӗн иккенне ҫынсем пӗлсех ҫитмен-ха, мӗншӗн тесен халӗ савӑнӑҫ валли кирлӗ пурнӑҫ ҫук, ҫыннисем те ун пеккисем ҫук-ха.
Нет, теперь еще не знают, что такое настоящее веселье, потому что еще нет такой жизни, какая нужна для него, и нет таких людей.

10 // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Халӗ вара ҫак ахаль ҫынсен савӑнӑҫӗ, савӑнма май килнӗ чухне, пирӗн савӑнӑҫран чылай пысӑкрах, чӗрӗрех, ҫӗнӗрех; анчах пирӗн, ахаль ҫынсен, савӑнӑҫ валли укҫа-тенкӗсем кӑртрах, кунта вара ку тӗлӗшпе пуянрах, пирӗнни пек мар; ҫитменнине тата пирӗн ахаль ҫынсен савӑнӑҫӗ канӑҫсӑрлӑхпа ҫитменлӗхе, инкек-синкекпе тӗрлӗрен хӗн-асапа аса илнипе тата вӗсем малашне те пулсах пырассине пӗлсе тӑнипе тӗксӗмленет, — вӑл инкек-синкеке, хуйха-суйха самантлӑха манса кайнӑ вӑхӑт ҫеҫ, — нушапа хуйха пачах манса кайма май пур-и ара?
И теперь веселье простых людей, когда им удается веселиться, более радостно, живо и свежо, чем наше; но у наших простых людей скудны средства для веселья, а здесь средства богаче, нежели у нас; и веселье наших простых людей смущается воспоминанием неудобств и лишений, бед и страданий, смущается предчувствием того же впереди, — это мимолетный час забытья нужды и горя, — а разве нужда и горе могут быть забыты вполне?

— «Халӗ пулсан, кана придворнӑй бал теме пулатчӗ, хӗрарӑмсем вара ытла та чаплӑ тумланнӑ, ҫапла, вӑхӑчӗ урӑх ҫав, платьесене урӑхла ҫӗленинченех паллӑ. Пирӗнни пек платьесем тӑхӑннӑ хӗрарӑмсем те курӑнкалаҫҫӗ, анчах вӗсем ҫапла ахаль ҫеҫ, шӳтшӗн кӑна тумланнӑ; ҫапла, вӗсем ахаль ҫеҫ иртӗхеҫҫӗ, хӑйсен тумӗсенчен шӳтлесе кулаҫҫӗ; ыттисем ҫинче урӑхла костюмсем, темли те пур: хӗвелтухӑҫ енче тӑхӑнаканни те, кӑнтӑр енче тӑхӑнаканни те, анчах пурте вӗсем пирӗннинчен чипертерех, ҫыпӑҫуллӑрах; анчах чи паллӑ вӑхӑтри Афинӑра пурӑннӑ гречанкӑсем тӑхӑнса ҫӳренӗ тум евӗрлӗ питӗ ҫӑмӑл та ирӗк костюмсем ытларах; арҫынсем те пилӗк тӗлӗнче тытса тӑман, манти е иманти евӗрлӗ шалпар кӗпесем тӑхӑннӑ; ҫакӑ вӗсен ахаль чухне, килте тӑхӑнса ҫӳремелли тумӗ иккенӗ пӑхсах курӑнать, анчах мӗнле кӑмӑллӑ та илемлӗ вӑл тум!
— «А по-нынешнему, это был бы придворный бал, так роскошна одежда женщин; да, другие времена, это видно и по покрою платьев. Есть несколько дам и в нашем платье, но видно, что они оделись так для разнообразия, для шутки; да, они дурачатся, шутят над своим костюмом; на других другие, самые разнообразные костюмы, разных восточных и южных покроев, все они грациознее нашего; но преобладает костюм, похожий на тот, какой носили гречанки в изящнейшее время Афин, — очень легкий и свободный, и на мужчинах тоже широкое, длинное платье без талии, что-то вроде мантий и матиев, видно, что это обыкновенный домашний костюм их, как это платье скромно и прекрасно!

Халӗ вӗсем ӑслӑланнӑ ҫеҫ, ӗлӗк пур усӑсӑрах хӑйсене сиен кӳрсе пурӑннӑ нумай-нумай вӑйсемпе средствӑсене хӑйсемшӗн усӑллӑ ӗҫе кӳлчӗҫ.
Они только стали умны, стали обращать на пользу себе громадное количество сил и средств, которые прежде тратили без пользы или и прямо во вред себе.

9 // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Анчах халӗ кӗрсемччӗ кермене, ӗнтӗ каҫ пулса ҫитрӗ, вӗсене курма та вӑхӑт».
Но иди же во дворец, уж довольно поздний вечер, пора смотреть на них».

— «Ун пек ҫынсем ытла нумаях мар; хуласем ӗлӗкхинчен сахалрах халӗ, — вӗсене пӗр-пӗринпе хутшӑнма тата таварсем кӳрсе тӑма уйрӑм центрсем пулччӑр тесе ҫеҫ хӑварнӑ, чи лайӑх гаваньсем патӗнче те ытти тӗрлӗ сообщени центрӗсенче ҫеҫ халӗ хуласем, анчах халӗ вӗсем пысӑкрах та, чаплӑрах та; ҫынсем унта пурте пӗр вырӑнта пурӑнса йӑлӑхнӑ пек пулнӑран ҫеҫ темиҫе кунлӑха пыра-пыра каяҫҫӗ; унра пурӑнакансем улшӑнсах тӑраҫҫӗ, унта ӗҫлеме ҫеҫ, кӗске вӑхӑтлӑха ҫеҫ пыраҫҫӗ.
— «Не очень много таких людей; городов осталось меньше прежнего, — почти только для того, чтобы быть центрами сношений и перевозки товаров, у лучших гаваней, в других центрах сообщений, но эти города больше и великолепнее прежних; все туда ездят на несколько дней для разнообразия; большая часть их жителей беспрестанно сменяется, бывает там для труда, на недолгое время».

Эпир ытла инҫетрех мар халӗ, куратӑн-и, ҫак лайӑхлатнӑ ҫӗр талккӑшӗн кӑнтӑр енчи талккӑшӗн кӑнтӑр енчи чиккинчен пуҫласа сан вӑхӑтунта пӗтӗмпех хӑйӑрлӑ пулнӑ ҫак ҫурутравӑн ту-сӑртлӑ пайӗ-халӗ те ним акса тума юрӑхсӑр хӑйӑрлӑ ҫеҫенхир-ха; ҫак пушхирӗн чиккине эсир, вырӑс ҫыннисем, ҫулсеренех кӑнтӑралла куҫарса пыратӑр.
Мы не очень далеко, ты видишь, от южной границы возделанного пространства, горная часть полуострова еще остается песчаною, бесплодною степью, какою был в твое время весь полуостров; с каждым годом люди, вы, русские, все дальше отодвигаете границу пустыни на юг.

— «Ҫапла, ӗлӗк пушхир пулнӑ вырӑнӑн вӑтаҫӗрӗнче эпир; халӗ акӑ, хӑвах куратӑн, ҫак пӗтӗм ҫӗр талккӑшне, ҫурҫӗртен, ҫурҫӗр-хӗвелтухӑҫӗнчи пысӑк юханшывран пуҫласа, пӗтӗмпех ҫав тери паха, тухӑҫлӑ ҫӗр лаптӑкӗ туса хунӑ; халӗ ҫак ҫӗр талккӑшӗ ӗлӗк-авал: «кунта сӗтпе пыл вӗресе тӑрать», тенӗ ҫурҫӗр енчи тинӗс хӗррипе тӑсӑлса выртакан ҫӗр пек пулса тӑнӑ.
«Да, в центре бывшей пустыни; а теперь, как видишь, все пространство с севера, от той большой реки на северо-востоке, уже обращено в благодатнейшую землю, в землю такую же, какою была когда-то и опять стала теперь та полоса по морю на север от нее, про которую говорилось в старину, что она «кипит молоком и медом».

«Ку тусем малтан ҫара хысаксем пулнӑ, — тет хӗрарӑм-патшан аппӑшӗ. — Халӗ вӗсене хулӑн тӑпра сийӗ витсе тӑрать, вӗсем ҫинче, садсем хушшинче, чи ҫӳллӗ йывӑҫсен ращисем ӳсеҫҫӗ: аялта, нӳрлӗ лапамсенче, кофе йывӑҫӗсен плантацийӗсем; ҫӳлерех — финик пальмисем, смоква йывӑҫӗсем; виноград пахчисем сахӑр тростникӗсемпе хутӑшса кайнӑ; хирсенче тулӑ та пур, анчах пуринчен ытларах рис», — «Ку мӗнле ҫӗр вӑл?»
«Эти горы были прежде голые скалы, — говорит старшая сестра. — Теперь они покрыты толстым слоем земли, и на них среди садов растут рощи самых высоких деревьев: внизу во влажных ложбинах плантации кофейного дерева; выше финиковые пальмы, смоковницы; виноградники перемешаны с плантациями сахарного тростника; на нивах есть и пшеница, но больше рис», — «Что ж это за земля?»

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics