Шырав

Василий

Василий

Сасартӑк Василий хӑйӗн чышки тӗлӗнче Степанӑн тӑнлавӗнчи суран ҫӗввине асӑрхарӗ.
И вдруг Василий увидел на уровне своего кулака зубчатый, сросшийся с костью шрам на виске Степана.

Василий, Степан патне ҫитсе тӑрса, аллине ҫӗклерӗ:
Василий подошел к Степану и поднял руку:

Василий унӑн мӑйӗ ҫинче юн тымарӗ хӑвӑрттӑн тапнине курчӗ.
И Василий видел, как что-то бьется у него на шее, в ямке между ключицами.

Вӑл йывӑррӑн тӳрленсе ларчӗ, Василий вара ҫак арҫын Степан Мохов тракторист пулнине палласа илчӗ.
Он с трудом распрямился, и Василий узнал в нем тракториста Степана Мохова.

Ҫав вӑхӑтра Василий кровать хӗрринче пӗр арҫын кӗлеткине асӑрхарӗ, унӑн тӑнлавне те, уссине те, шурӑ кӗпе айӗнчи ансӑр хулпуҫҫине те курчӗ.
Тогда Василий увидел на краю кровати мужскую фигуру, он увидел висок и усы, и узкие плечи под белой ночной рубашкой.

Василий вӗҫнӗ пек малти пӳлӗме ыткӑнса кӗчӗ, тӗксӗмрех уйӑх ҫутинче Авдотьйӑна курчӗ.
Василий стремительно прошел в горницу и в призрачном лунном свете увидел Авдотью.

Василий унӑн хыткан кӗлеткине ыталаса илчӗ, хӑйӗн аллисем айӗнче хыткан хулпуҫҫине туйрӗ, ун пырне темӗн капланса килчӗ.
Василий обнимал ее щуплое тело, чувствовал под руками ее плоские двигающиеся лопатки, и что-то сжимало его горло.

Ку эпӗ, Василий!
Это я, Василий!

Василий алӑка мӗнпур вӑйпа шаккарӗ.
Василий что есть силы заколотил в дверь.

Кӗске кӗрӗк ҫаннинчен ӗннӗ шӑршӑ кӗрет, — Василий ӑна тӗттӗмре табак туртнӑ чухне ҫунтарнӑ.
От рукава полушубка пахло гарью — Василий подпалил его, закуривая в темноте.

Василий крыльца ҫине улӑхрӗ.
Василий поднялся на крыльцо.

Тӗксӗм чӳрече харшакисем унчченхи пекех шурӑ, унчченхи пекех пӳрт кӗтессинчен пӗр пӗрене тухса тӑрать, — вӑрман участокӗнчен таврӑнсан, Василий лашине ҫав пӗрене ҫумне кӑкаратчӗ.
Те же белые наличники были на темных окнах, и на стыке бревен все так же торчало одно бревно, то самое, к которому Василий привязывал коня, приезжая с лесоучастка.

«Акӑ эпӗ кӗтнӗ кун, эпӗ таврӑннӑ кун!» — шухӑшларӗ Василий.
«Вот мой жданный день, мой возвратный день!» — думал Василий.

Лешӗ каллех: «Турӑ ҫырлахтӑр!» — тесе мӑкӑртатса, сасартӑк тӑкӑрлӑкалла чупса кӗрсе кайрӗ, — Тьфу, ухмах хӗрарӑм! — кӑшкӑрчӗ те ун хыҫӗнчен, Василий ахӑлтатсах кулса ячӗ.
Она повторила: «Господи помилуй!» — и вдруг рысью бросилась в переулок, — Тю, дурная баба! — крикнул ей вслед Василий и захохотал.

Василий Бортников мар-и!
Никак Василий Бортников!

Василий вӗсенчен пӗрне палласа илчӗ те: — Ксенофонтовна, сывӑ пурӑнатӑн-и? — тесе кӑшкӑрчӗ.
Василий узнал одну из них и крикнул: — Здорово живешь, Ксенофонтовна!

Василий ҫухине тӑратрӗ, ҫӗлӗкне ҫамки ҫинех антарса лартрӗ; халӗ ӗнтӗ юр ҫапса ҫунипе ыратакан куҫхарши тӗлӗнчи ҫамки ҫеҫ пӗр вӑхӑтрах пӗҫерет те, шӑнать те; хӑлхасенче вӑрман шавлани, ҫил-тӑман ӳхӗрни янӑраса тӑрать.
Василий поднял воротник, надвинул шапку на лоб; теперь только надбровья, исхлестанные снегом, одновременно и горели и стыли, да уши Как водой были налиты шумом леса и свистом вьюги.