Шырав

Шырав ĕçĕ:

пулса (тĕпĕ: пул) more information about the word form can be found here.

— Хӑйсен ялӗнче хуҫа пулса пурӑнать.
— В своей деревне, хозяйничает.

VI сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Килекенсем пур чухне яланах ҫакнашкал ырӑ мар сцена пулса иртет: килекенсем укҫа ыйтаҫҫӗ — кил хуҫи арӑмӗ памасть, сутуҫӑ юнама тытӑнать, кил хуҫи арӑмӗ тӑхтама ыйтать, унтан сутуҫӑ ятлаҫать, алӑксене шартлаттарса тухса каять, сӑнчӑрти йытӑ сиксе вӗрет.
Такой визит сопровождался обыкновенно просьбами денег, отказом со стороны хозяйки, потом угрозой со стороны продавца, потом просьбами подождать со стороны хозяйки, потом бранью, хлопаньем дверей, калитки и неистовым скаканьем и лаем собаки — вообще неприятной сценой.

V сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Вӑл та пӗр-пӗччен паллӑ мар сукмакпа утатчӗ-ҫке, ҫул тӑваткалӗнче ӑна Штольц ҫавнашкалах тӗл пулса алӑ пачӗ те — йӑлтӑрти ҫутта мар, сарӑлса кайнӑ юханшыв хӗррине, анлӑ хирсене, хаваслӑ сӑртсем патне ертсе тухрӗ.
Она тоже шла одиноко, незаметной тропой, также на перекрестке встретился ей он, подал руку и вывел не в блеск ослепительных лучей, а как будто на разлив широкой реки, к пространным полям и дружески улыбающимся холмам.

IV сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

— Эпе сирӗнпе мӗн пулса иртнине те, мӗн пулассине те каларӑм, Ольга Сергеевна, — каласа пӗтерчӗ Штольц.
— Я вам сказал, что с вами было и даже что будет, Ольга Сергевна, — заключил он.

Анчах ҫакна тӑвас тесен, Ольгӑн питӗ хӑюллӑ утӑм тумалла, хӑйпе мӗн пулса иртнине Штольца пӗлтермелле: Штольц хӑй пирки мӗн шутлассине ҫав тери пӗлес килнӗ унӑн, ҫав хушӑрах вӑл унран калама ҫук хӑранӑ!
Но для этого нужно перейти бездну, открыть ему, что с ней было: как она хотела и как боялась — его суда!

Юратупа пурнӑҫ ыйтӑвне вӑл ун чухне ҫав тери хӑюллӑн та ҫӑмӑллӑн татса пачӗ, пурте ӑна ҫав тери уҫӑмлӑ пек туйӑнатчӗ — вара йӑлтах пӑтрашӑнса, салтӑнми тӗвӗ пулса ларчӗ.
Она так смело и легко решала вопрос любви, жизни, так все казалось ей ясно — и все запуталось в неразрешимый узел.

Мӗн пулса иртни ҫинчен Штольца мӗншӗн малтанах ним именмесӗр каласа памарӑм-ши тесе, вӑл хӑйне хӑй ылханчӗ: халӗ ак пӗлтерме те питӗ хӑрушӑ.
Она только кляла себя, зачем она вначале не победила стыда и не открыла Штольцу раньше прошедшее, а теперь ей надо победить еще ужас.

Хӑйӗн ӗмӗтне манса тӑна кӗрсен, вӑл вӑрттӑн туйӑмсене тата хытӑрах пытарать, чӗнмест, юратман пек пулса, Штольца асаплантарать.
Она отрезвлялась от мечты и еще тщательнее спасалась за стеной непроницаемости, молчания и того дружеского равнодушия, которое терзало Штольца.

Анчах иккӗшӗ нумайрах тӗл пулнӑҫемӗн вӗсен чунӗсем ҫывӑхлансах пычӗҫ, Штольц та хавхалансах пычӗ: сисмесӗрех вӑл сӑнавҫӑран мӗнпур ӗҫе-хӗле ӑнлантарса параканни, Ольгӑна ертсе пыраканни пулса тӑчӗ, Сисмесӗрех Штольц унӑн ӑс-тӑнӗ, совеҫӗ пулса тӑчӗ, Ольгӑн пӗтӗм пурнӑҫне хӑйӗн пурнӑҫӗпе ҫыхӑнтарчӗ; ҫапах Ольга чӗринчи пӗр вӑрттӑн туйӑм уншӑн паллӑ пулмарӗ, ҫав туйӑма Ольга унран питӗ тӗплӗ пытарса усрарӗ.
Но чем чаще они виделись, тем больше сближались нравственно, тем роль его становилась оживленнее: из наблюдателя он нечувствительно перешел в роль истолкователя явлений, ее руководителя, Он невидимо стал ее разумом и совестью, и явились новые права, новые тайные узы, опутавшие всю жизнь Ольги, все, кроме одного заветного уголка, который она тщательно прятала от его наблюдения и суда.

Ольга уйрӑлса кайма та пултарӗччӗ, тейӗпӗр, анчах ӑна чун-чӗри Штольцран уйрӑлса кайма парас ҫук: малтан вӑл Штольца тус вырӑнне ҫеҫ хуратчӗ, Штольц уншӑн, яланхи пекех, е выляса та кулса, ҫивӗч ӑслӑ калаҫакан ҫынччӗ е иккӗшин пурнӑҫӗнче мӗн пулса иртнине, иккӗшин кӑмӑлне мӗн туртнине тӗрӗс те тӗплӗн сӑнаса пыракан ҫынччӗ.
Положим, это было бы физически и возможно, но ей морально невозможен отъезд: сначала она пользовалась только прежними правами дружбы и находила в Штольце, как и давно, то игривого, остроумного, насмешливого собеседника, то верного и глубокого наблюдателя явлений жизни — всего, что случалось с ними или проносилось мимо их, что их занимало.

Ҫапах эсир мана йӑлтах каласа паратӑр, хам унта пулса курнӑ пек туйӑнмаллах каласа паратӑр!
Да вы мне все расскажете и так передадите, что как будто я сама была там».

— Вӑл, чӑнах та, чирлесе ӳкрӗ, — терӗ вӑл, иртсе кайнӑ экипажа тинкерсе сӑнанҫи пулса.
— Он в самом деле захворал, — сказала она, с притворным вниманием рассматривая проезжавший экипаж.

Халӗ, Штольц Обломов менельникне киличчен темиҫе ҫул каялла, Выборг Енчен инҫетре, урӑх ҫӗрте пулса иртнине астутарар.
Надо теперь перенестись несколько назад, до приезда Штольца на именины к Обломову, и в другое место, далеко от Выборгской стороны.

— Вӑл унти ӗҫсем ҫинчен пӗлсен, кум, эпӗ хӑратӑп, темӗн пулса ан тухтӑрччӗ унта.
— Если он дело знает, кум, я боюсь, чтоб там чего не вышло.

III сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Эсӗ асту: ҫак пурнӑҫра пурнӑҫ хӑй тата ӗҫ кана тӗп тӗллев пулса тӑраҫҫӗ, хӗрарам мар; ҫакӑн пирки эсир иксӗр те йӑнӑшнӑ.
Ты заметь, что сама жизнь и труд есть цель жизни, а не женщина: в этом вы ошибались оба.

II сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Вут ҫывӑхнерех пынӑҫемӗн ӑшӑран ӑшӑ пулса ҫитет, ҫапах ӑна юратмасӑр тӑма ҫук; Обломов та Агафья Матвеевнӑпа ҫавнашкалах ҫывӑхланса пычӗ.
Он сближался с Агафьей Матвеевной — как будто подвигался к огню, от которого становится все теплее и теплее, но которого любить нельзя.

I сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Агафья Матвеевна Обломов умӗнче курнӑҫланма е хӑй ӑшӗнче мӗн пулса иртнине палӑртма кӑна мар, паҫӑр каларӑшле, кун ҫинчен шухӑшлама та, ӑнланса илме те пултараймасть; кун пек туйӑм хӑйӗн халиччен пулнине те астумасть; унӑн юратӑвӗ хӑй Обломова мӗн виличченех пӑхӑнма хатӗрринчен ҫеҫ палӑрать.
Сама Агафья Матвеевна не в силах была не только пококетничать с Обломовым, показать ему каким-нибудь признаком, что в ней происходит, но она, как сказано, никогда не сознавала и не понимала этого, даже забыла, что несколько времени назад этого ничего не происходило в ней, и любовь ее высказалась только в безграничной преданности до гроба.

Ҫакӑ йӑлтах хӑй майӗпе пулса пычӗ, вӑл унтан чакма та, иртсе кайма та шутламарӗ; Обломова вара, шӑнса пӑсӑлнӑ хыҫҫӑн сивӗ чирпе чирленӗ пекех, ним шутламасӑр юратса пӑрахрӗ.
Это как-то легло на нее само собой, и она подошла точно под тучу, не пятясь назад и не забегая вперед, а полюбила Обломова просто, как будто простудилась и схватила неизлечимую лихорадку.

Вӑл сасартӑк урӑх тӗне куҫнӑ пек, ҫав тӗн мӗнлерехскерне пӗлмесӗр, ҫав тӗн мӗне вӗрентнине чухламасӑр, ӑна пӗтӗм чун-чӗререн ӗненекен ҫын пек пулса тӑчӗ.
Она как будто вдруг перешла в другую веру и стала исповедовать ее, не рассуждая, что это за вера, какие догматы в ней, а слепо повинуясь ее законам.

Ҫак ӗҫсем унӑн малтан ирӗксӗрех тумалли ӗҫсем пулнӑ пулсан, халӗ унӑн савӑнӑҫ ырлӑхӗ пулса тӑчӗҫ.
Прежде она видела в этом обязанность, теперь это стало ее наслаждением.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics