Corpus of the Chuvash language

Унӑн ялан хупӑнса ҫӳрекен тутисем, чӗтресе илсе, сасартӑк темле ачалла кулнипе сарӑлса каяҫҫӗ, ку вара Макарӑн ытла сивӗ сӑнлӑ пит-куҫӗпе пӗрре те килӗшсе тӑмасть, ҫакна курсан, чи малтан Устин Рыкалин тӳсеймерӗ.

Всегда плотно сжатые губы его, дрогнув в уголках, вдруг расползались в какой-то по-детски трогательной улыбке, и так необычна была она на аскетически суровом лице Макара, что первый не выдержал Устин Рыкалин.

XXIII сыпӑк // Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш. Михаил Шолохов. Уҫнӑ ҫерем: роман. Иккӗмӗш кӗнеке. Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1963.

Чи малтанах, манӑн сысна ҫӑвне ытларах ҫисен ялан кӑкӑр хӗртет, унтан тата — халӗ мӗн ҫитерсе усранӑ пулӑттӑм-ха эпӗ ӑна?

Перво-наперво, у меня от сала изжога приключается, когда я его переем, а во-вторых — чем бы я его теперича правдал?

XVIII сыпӑк // Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш. Михаил Шолохов. Уҫнӑ ҫерем: роман. Иккӗмӗш кӗнеке. Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1963.

Унтан чӑпӑрккапа ҫеҫ хӑтӑлатӑп, ҫапах та ялан мар, мӗншӗн тесен вӑл мана, шуйттан, нихҫан шутламан ҫӗрте сыхласа тӑрать!

Только кнутом от него и спасаюсь, и то не всегда, потому что он, анафема, подкарауливает меня там, где его, проклятого, сроду не ждешь!

XVI сыпӑк // Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш. Михаил Шолохов. Уҫнӑ ҫерем: роман. Иккӗмӗш кӗнеке. Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1963.

Ҫакӑн пек чухне ялан ҫапла пулать: савӑнӑҫлӑ шӳт халь-халь сиксе тухас харкашӑва сирсе ячӗ.

Как и всегда бывает в таких случаях, веселая шутка предотвратила готовую разразиться ссору.

XIII сыпӑк // Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш. Михаил Шолохов. Уҫнӑ ҫерем: роман. Иккӗмӗш кӗнеке. Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1963.

— Халлӗхе туянаймарӑм-ха, ялан вӑхӑт ҫук, — йӑл кулчӗ Давыдов.

— Пока еще не обзавелся, все некогда, — улыбнулся Давыдов.

IX сыпӑк // Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш. Михаил Шолохов. Уҫнӑ ҫерем: роман. Иккӗмӗш кӗнеке. Мирун Еник, Владимир Садай, Александр Яндаш куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1963.

Ӑна пурте ҫакӑнтан пӗлеҫҫӗ: вӑл чи кирлӗ вӑхӑтра кӑна сӑмах хушать, ытти чухне ялан ним шарламасӑр ӗҫлет, уявсенче тӑкӑрлӑка пухӑнса ларакан казаксемпе пӗрле ним шарламасӑр табак туртать, пухусенче пӗр шарламасӑр ларать, хӑйпеле калаҫакан ҫын мӗн те пулин ыйтсан тин хуравлакаласа ирттерет, айӑплӑн, салхуллӑн йӑл кулса илет.

Он был известен тем, что говорил только при крайней необходимости, а остальное время молча работал, молча курил с казаками, собравшимися в праздник на проулке, молча сидел на собраниях и, обычно только изредка отвечая на вопросы собеседника, улыбался виновато и жалостно.

7-мӗш сыпӑк // Наум Урхи, Никифор Ваҫанкка, Илле Тукташ, Уйӑп Мишши. Михаил Шолохов. Уҫнӑ ҫерем: роман. Пӗрремӗш кӗнеке. Наум Урхи, Никифор Ваҫанкка, Илле Тукташ, Уйӑп Мишши куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1959

Анчах кунтеленсенчен пӗри хайӗн тӑмне, хаклӑ чулсенчен ялан тунӑ чухнехи евӗр, лаша пуҫӗ пекле йӑваласа лартнӑ, тепри — сурӑх пуҫӗ пек; иккӗшӗн ҫех — Ахиорпа Захариян — кӗлеткисем пӗрешкел, хӗрарӑм кӑкӑрӗ евӗрлӗ пулса тухнӑ.

Но один из свидетелей сделал свой слепок в виде лошадиной головы, как обычно обделывались драгоценные камни; другой — в виде овечьей головы, и только у двоих — у Ахиора и Захарии слепки были одинаковы, похожие формой на женскую грудь.

V сыпӑк // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 85–143 с.

Тӗрленӗ кӗпепе ҫӳрен урам тӑрӑх ялан темӗнле кӗнекесем йӑтса ҫӳрен, халӗ тата ак велосипедпа.

Вы ходите в вышитой сорочке, постоянно на улице с какими-то книгами, а теперь вот еще велосипед.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Ун пек мӑшкӑлама нихӑҫан та май кӳмен эпӗ, — ялан ӗретлӗ ҫын пек тытнӑ хама хам.

Я не подавал никакого повода к такой насмешке, — напротив же, все время вел себя как вполне порядочный человек.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Аппӑшӗ вара ҫамрӑках мар, пӗр вӑтӑр ҫула пуснӑ, анчах лешӗ пекех ҫӳллӗ, яштак, хура куҫхаршиллӗ, хӗрлӗ питлӗ, пӗр сӑмахпа каласан, хӗр мар ку, мармелад темелле, ҫав тери шухӑ хӑй, шавлама юратать, ялан малоросс романсӗсем юрлать те ахӑлтатса кулать.

А она уже не молодая, лет тридцати, но тоже высокая, стройная, чернобровая, краснощекая, — одним словом, не девица, а мармелад, и такая разбитная, шумная, все поет малороссийские романсы и хохочет.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Ҫав Афанасий ялан алӑк патӗнче аллисене хӗреслӗ хуҫлатса тӑратчӗ, ассӑн сывласа ярса, пӗр пек сӑмахсем кӑларса, мӑкӑртатса илетчӗ:

Этот Афанасий стоял обыкновенно у двери, скрестив руки, и всегда бормотал одно и то же с глубоким вздохом:

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Мӗн тӑвӑн ӗнтӗ, пирӗн учительсем Тургеневпа Щедрин тӑрӑх вӗренсе ӳснӗ, шухӑшлама чухлакан, май мар ӗретлӗ этемсем, апла пулин те ялан калушпа та зонтикпа ҫӳрекен ҫав пӗчӗкҫӗ этем пӗтӗм вунпилӗк ҫул хушши пӗтӗм гимназие хӑйӗн аллинче тытса пурӑнчӗ.

Вот подите же, наши учителя народ всё мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет!

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Мӗне те пулин тума ирӗк панинче ялан иккӗленсе тӑмалли, темӗн ҫинчен каласа пӗтереймесӗр хӑварнӑ элемент пытанса тӑнӑн туйӑннӑ ӑна.

В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Чӑн-чӑн пурнӑҫ ӑна вӗчӗрхентерсе, сехрине хӑпартса, ялан шиклентерсе пыратчӗ, тен, хӑй шиклӗхне, паянхинчен йӗрӗннине тӳрре кӑларасшӑнах пулас, вӑл иртнӗ пурнӑҫрипе нихӑҫан пулманнине яланах мухтаса пыратчӗ, уншӑн ӗнтӗ хӑй вӗрентсе пурӑннӑ авалхи чӗлхесем те чӑн пурнӑҫран пытанмалли калушӗсемпе тата зонтикӗпе пӗр картрах тӑнӑ.

Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, свое отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Пӗр сӑмахпа каласан, хӑй тавра хупӑ ҫавӑрма, эппин, хӑйне пӗр пӗччене хӑваракан хупӑлча тума ялан тимлени палӑратчӗ.

Одним словом, у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Сӑмахран, староста арӑмӗ Мавра тӑнсӑр мар, сывӑ хӗрарӑм, пурӑнан ӗмӗрӗнче хӑй пурӑннӑ ялтан инҫене ниҫта тухса ҫӳременни ҫинчен шакӑлтатса лараҫҫӗ, хула та, чугун ҫул та курман вӑл, юлашки вун ҫул хушши ялан кӑмака хыҫӗнче ларса, урамалла ҫӗрлехи вӑхӑтсенче ҫеҫ тухкаласа ҫӳренӗ.

Между прочим, говорили о том, что жена старосты, Мавра, женщина здоровая и неглупая, во всю свою жизнь нигде не была дальше своего родного села, никогда не видела ни города, ни железной дороги, а в последние десять лет все сидела за печью и только по ночам выходила на улицу.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Вӑл куҫпа виҫейми ҫак пурнӑҫ машинине ялан хаяррӑн та пӗр евӗрлӗн тӗртсех тӑрать, унта карапсемпе доксем — пӗчӗк пайсем анчах, этем вара — армак-чармак вараланчӑк тимӗрпе йывӑҫ хушшинче, карапсемпе кимӗсем тата вагонсем тиенӗ темле лаптӑк кимӗсем хушшинче — кирлӗ-кирлӗ мар пӗчӗк винт пек, куҫа курӑнми пӑнчӑ пек кӑна.

Она сурово и однообразно дает толчки всей этой необъятной машине, в ней корабли и доки — только маленькие части, а человек — ничтожный винт, невидимая точка среди уродливых, грязных сплетений железа, дерева, в хаосе судов, лодок и каких-то плоских барок, нагруженных вагонами.

Сарӑ шуйттан хули // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 659–670 стр.

Эпир ялан — картишӗнче курсан та, пирӗн чӳрече умӗнчен иртнӗ чух та, вӗсем ҫине пӑхса савӑнаттӑмӑр кӑна.

А мы всегда только любовались ими и на дворе, и когда они проходили мимо наших окон —

Ҫирӗм улттӑпа пӗрре // Петӗр Хусанкай. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 119–131 стр.

Сӑмахӑмӑрсем пирӗн ҫавсемех — ӗнерхисемех, ӗлӗкхисемех: мӗншӗн тесен, вӑл та, эпир те, пирӗн таврари пур япала та ялан пӗр пек, ӗнерхи пекех…

Всё то же самое говорим, что говорили вчера и раньше, потому что и она, и мы, и всё вокруг нас такое же, каким оно было и вчера и раньше…

Ҫирӗм улттӑпа пӗрре // Петӗр Хусанкай. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 119–131 стр.

Ҫак икӗ тарӑн шӑтӑк — куҫсем пекчӗ; хӗрхенӳсӗр, сивӗ улӑп куҫӗсем: вӗсем пирӗн ҫине ялан пӗр пек тӗттӗм-мӗн, ҫынлӑхран тухнӑ чурасене курса ывӑннӑ пек, вӗсене пӗтӗм ӑс-хакӑлтан ҫиленнӗ пек пӑхатчӗҫ.

Эти две глубокие впадины были как глаза — безжалостные и бесстрастные очи чудовища: они смотрели всегда одинаково темным взглядом, как будто устав смотреть на рабов, и, не ожидая от них ничего человеческого, презирали их холодным презрением мудрости.

Ҫирӗм улттӑпа пӗрре // Петӗр Хусанкай. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 119–131 стр.