Шырав

Шырав ĕçĕ:

Куҫӗсем (тĕпĕ: куҫ) more information about the word form can be found here.

Сасартӑк куҫӗсем хӑйсемех уҫӑлчӗҫ те ун ҫинелле чӑрр! пӑхма пуҫларӗҫ…
Вдруг глаза сами раскрылись и уставились на него…

Карло йывӑҫ пукане тӑвать те ӑна Буратино ят парать // Иван Викторов. Толстой А.Н. Ылтӑн ҫӑраҫҫи е Буратино курнӑ тӗлӗнмелле мыскарасем: [юмах]; вырӑсларан И. Викторов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 135 с.

Вӑл хӗрӗх ҫултан иртнӗскерччӗ: пӗчӗкскер, кукӑр туналлӑскер, йывӑр арӑм пек мӑн хырӑмлӑскер, вӑл ман ҫине ҫутӑ куҫӗсемпе кулкаласа пӑхатчӗ, унӑн куҫӗсем ырӑ та савӑнӑҫлӑ пулни шутсӑрах тӗлӗнмелле туйӑнатчӗ.
Ему было лет за сорок; маленький, кривоногий, с животом беременной женщины, он, усмехаясь, смотрел на меня лучистыми глазами, и было до ужаса странно видеть, что глаза у него — добрые, веселые.

XX. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Унӑн сассийӗ ҫав тери янӑратчӗ, чӳречисенчи кантӑк куҫӗсем те чӗтретчӗҫ, — ҫавӑ ҫынсене пит килӗшетчӗ, вӗсем прокурора мухтаса таратчӗҫ:
Голос его гудел так, что даже стекла в окнах звенели, — это очень нравилось публике, и она похваливала пророка:

XIX. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Унтан инҫетрех мар салху октавист Митропольский, вырӑнтан кӑларса янӑ дьякон евӗрлӗ, вӑрӑм ҫӳҫлӗ мӑн ҫын, сӗтел ҫинелле тайӑнса ларать, ӳсӗр пичӗ ҫинче унӑн тем пысӑккӑш куҫӗсем пур; вӑл хӑй умӗнчи эрех черкки ӑшнелле пӑхать, ӑна илсе ҫӑварӗ патне илсе пырать те каллех хуллен, ним сасӑ тумасӑр сӗтел ҫинелле ларать, — темшӗн ӗҫсе яма пултараймасть.
Недалеко от нее навалился на стол мрачный ок-тавист Митропольский, волосатый детина, похожий на дьякона-расстригу, с огромными глазами на пьяном лице; смотрит в рюмку водки перед собою, берет ее, подносит ко рту и снова ставит на стол, осторожно и бесшумно, — не может почему-то выпить.

Пӗчӗк те ырхан Клещов, хӑмӑт ӑсти — пуринчен те лайӑхрах, тата темле ӑраснах аван юрӑсем юрлатчӗ; вӑл чӑмланӑ пек лучӑрканса кайнӑ ҫынччӗ, хӗрлӗ ҫӳҫӗ арпашӑнса тӑратчӗ; пӗчӗк сӑмси, вилӗ ҫын сӑмси пек, йӑлкӑшатчӗ, ыйхӑллӑ та пӗчӗкҫӗ куҫӗсем пӗртте вылямастчӗҫ.
Лучше всех — и всегда какие-то особенно хорошие песни — пел маленький, тощий шорник Клещов, человек мятый, жеваный, в клочьях рыжих волос; носишко у него блестел, точно у покойника, крошечные сонные глаза были неподвижны.

Ардальон чышкипе хӑмсарса хӗрарӑма хӑваласа ҫитрӗ: хӗрарӑмӗ ун патне кӑкӑрӗпе ҫавӑрӑнса тӑчӗ; сӑнӗ-пичӗ унӑн хӑрушӑччӗ, куҫӗсем курайманнипе ҫунса йӑлкӑшса тӑратчӗҫ.
Ардальон настиг женщину, помахивая кулаком; она обернулась грудью к нему; лицо у нее было страшное, глаза горели ненавистью.

XVIII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Унӑн сӑн-пичӗ ывӑннӑ чухнехи пек кӑтартать, куҫӗсем айӗнче — ҫара мӗлкесем, тута хӗррийӗсем усӑнса тӑраҫҫӗ.
Лицо у нее было измятое, под глазами лежали густые тени, губы вяло опустились.

Эрех ӗҫмен Шишкин икӗ черкке ӗҫсенех ӳсӗрӗлсе каять; ун чух вара унӑн пичӗ шупкаланса каять, куҫӗсем ача куҫӗ пек пулаҫҫӗ, сасси шӑранса ҫеҫ тӑрать.
Шишлин непьющий, он пьянеет с двух рюмок; тогда лицо его становится розовым, глаза детскими, голос поет.

XVII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Хӑш чухне Ефимушка нумайччен шухӑша кайса, ним те курмасӑр-илтмесӗр ларать; сарлака шӑмӑллӑ сӑнӗ-пичӗ ҫемҫелсе кайнӑ пек пулать, кӑмӑллӑ куҫӗсем тата кӑмӑллӑрах пӑхаҫҫӗ.
Иногда Ефимушка долго сидит задумавшись, ничего не видя, не слыша; скуластое лицо смягчается, добрые глаза смотрят еще добрее.

Хӑйӗн ҫӗнтерӗвӗсем ҫинчен каласа кӑтартнӑ чух Ефимушка ыттисем пек мухтанмастчӗ, хӑй ҫӗнтернӗ хӗрарӑмран мӑшкӑласа кулмастчӗ, вӑл кӑмӑлне ҫемҫетсе ярса, хӗпӗртесе те тав туса ҫеҫ калатчӗ, унӑн кӑвак куҫӗсем тӗлӗннӗ пек чарӑлса каятчӗҫ.
Рассказывая о своих победах, Ефимушка не хвастался, не насмешничал над побежденной, как всегда делали другие, он только радостно и благодарно умилялся, а серые глаза его удивленно расширялись.

Унӑн кӑвак куҫӗсем хуралсарах кайса шывланатчӗҫ; ҫав минутсенче вӑл тӗлӗнмелле лайӑхчӗ; вӑл ыйтни пурне те пӑртак вӑтантарса янӑ пекле туйӑнатчӗ, пурте именнӗ пекле аяккалла ҫавӑрӑнса пӑхатчӗҫ.
Голубые глаза его темнели, увлажнялись; был он в эти минуты удивительно хорош; всех как будто немножко смущала его просьба, все сконфуженно отворачивались от него.

Унӑн аллинче чӑмӑртаса тытнӑ тутӑр пурччӗ; вӑл ҫав тутӑра куҫӗсем патне тыта-тыта, ӑш хытӑрах та хытӑрах чӑркантарса пыратчӗ, вӑл унӑн чи хаклӑ та юлашки япали пулнӑ пек, ун ҫине ҫав тери хытӑ пӑхатчӗ.
В руке у нее был сжатый в ком платок; поочередно прикладывая его к глазам, она свертывала платок всё туже и смотрела на него так, как будто это было самое драгоценное «и последнее ее.

XVI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Хӗр аллисене минтер ҫине хучӗ, аҫа ҫури вара ҫӑварне карса, питҫӑмартийӗпе ҫав алӑсем ҫумнелле сӗрӗнетчӗ Хӗрӗ мӑнтӑртарахскерччӗ, хура яка платье тӑхӑннӑччӗ; унӑн тӑрӑхларах пичӗ тӑрӑх вӑраххӑн куҫҫулӗ юха-юха аначчӗ; йӗпе те кӑвак куҫӗсем, ниҫталла пӑрӑнмӑсӑр аҫа ҫурин пичӗ ҫине, шӗвӗр шӑммисем ҫине, шӗвӗрленсе кайнӑ пысӑк сӑмси тата хура ҫӑварӗ ҫине пӑхатчӗҫ.
Она положила руки на подушку, и вотчим терся щекой о них, открыв рот. Девушка была полненькая, в темном гладком платье; по ее овальному лицу медленно стекали слеза; мокрые голубые глаза, не отрываясь, смотрели в лицо вотчима, на острые кости, большой заострившийся нос и темный рот.

Хитре куҫӗсем, тӗксӗмленнӗ сарӑ стенасем тӑрӑх аташса ҫӳренӗ хушӑра, ман пит ҫинче тата пуҫ вӗҫӗнчи табуретка ҫинче ларакан хӗрӗн пӗчӗк аллисем ҫинче чарӑна-чарӑна тӑратчӗҫ.
Красивые глаза, мутно плутая по желтым стенам, останавливались на моем лице и на маленьких руках девушки, сидевшей на табурете у изголовья.

Ун илемлӗ куҫӗсем хӑрушшӑн ҫунатчӗҫ.
Его красивые глаза жутко горели.

Аҫаҫури шутсӑрах начарланса кайнӑ пичӗпе ман ҫине йӑл кулса пӑхатчӗ, унӑн хурарах куҫӗсем тата пысӑклансарах кайнӑччӗ, вӑл пӗтӗмпех якалса пӗтнӗ пек, имшерленсе кайнӑ пек туйӑнатчӗ.
Вотчим смотрел на меня с улыбкой на страшно худом лице; его темные глаза стали еще больше, весь он был потертый, раздавленный.

Астумастӑп, мӗншӗн ҫав Персине тарасшӑн пулнине, Чулхула ярмӑркинчи купецсем — Персия ҫыннисем хама пит кӑмӑла кайнӑран ҫеҫ пулӗ, тен: чаратчӗҫ вара ҫавнашкал чул кӗлеткесем, сӑрланӑ сухалӗсене хӗвел ҫинелле тытса, канлӗн кальян туртса ларатчӗҫ, куҫӗсем хӑйсен пысӑк, хура, пурне те пӗлсе тӑракан куҫсемччӗ.
Не помню, почему именно — в Персию, может быть, только потому, что мне очень нравились персияне-купцы на Нижегородской ярмарке: сидят этакие каменные идолы, выставив на солнце крашеные бороды, спокойно покуривая кальян, а глаза у них большие, темные, всезнающие.

XV. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Сӑнӗ унӑн хитре мар, темле ватӑ ҫын сӑнӗ пек, анчах куҫӗсем — ҫутӑ та ырӑскерсем.
Лицо у него некрасивое, какое-то старческое, но глаза — ясные и добрые.

XIII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Вӑл, кӑмӑлӗ ҫемҫелсе кайнӑ пек, куҫӗсене хупсарах лартма хӑтланать, анчах ҫав виҫӗ пус укҫа калӑпӗш куҫӗсем хупӑнмаҫҫӗ те, ун пичӗ вара пӗтрӗнсе кайнипе темле лайӑх мар пек пулса тӑрать.
Она пытается умильно прикрыть глаза, но эти глаза, объемом в трехкопеечную монету, не закрываются, и ее лицо, сморщившись, принимает неприятное выражение.

Старик Гоголев, килӗшӳсӗр сӑмсине тапраткаласа, куҫҫульне куҫӗсем ҫинчен пӳрнисемпе шӑлать те ыйтать:
А старик Гоголев, покачивая уродливым носом, отирает слезы с глаз пальцами и спрашивает:

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics