Шырав

Шырав ĕçĕ:

ҫукла (тĕпĕ: ) more information about the word form can be found here.

Аташу пеклӗ ҫак фантастикӑлла ҫӳреве Ромашов, нихӑҫан манас ҫукла курнӑ тахҫанхи тӗлӗк евӗр темиҫе кунран асне илчӗ.
Спустя несколько дней Ромашов вспоминал, точно далекое, никогда не забываемое сновидение, эту фантастическую, почти бредовую прогулку.

XVI // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Корпус командирӗ пек ҫитме ҫукла пысӑк тӳпеллӗ ҫыннӑн ҫилли сасартӑк офицера та, салтака та пӗр йывӑрӑшпах пусарса лартрӗ тейӗн, вӗсен хушшинчи уйрӑмлӑхсене пӗтерсе, аркатса ывӑтрӗ те пӗтӗмпех тикӗслерӗ тата пурне те пӗрешкел хӑравҫӑллӑ, ҫӗтсе ҫухалмалла та мӗскӗнчӗкле туса хучӗ.
Как будто гнев такой недосягаемо высокой особы, как корпусный командир, вдруг придавил общей тяжестью офицера и солдата, обезличил и уравнял их и сделал в одинаковой степени испуганными, растерянными и жалкими.

XV // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Тӗтреллӗ кӗвӗҫӳпе те пит ыр сунсах каймасӑр туйса илчӗ вара Ромашов: темле уйрӑм, илемлӗ, уншӑн нихӑҫан ҫитме ҫукла чаплӑ пурӑнӑҫпа пурӑнаҫҫӗ иккен ытла та мӑнкӑмӑллӑ ҫак ҫынсем.
И Ромашов со смутной завистью и недоброжелательством почувствовал, что эти высокомерные люди живут какой-то особой, красивой, недосягаемой для него, высшей жизнью.

Хӑй патӗнче ӗҫлесе тӑмашкӑн вӑл хура халӑх хӗрӗсене, ҫап-ҫамрӑккисене, чылай чухне пӗве те ларса ҫитменскерсене, илӗрте-илӗрте кӗртет те пӗрер уйӑхран вӗсене, укҫапа хӑйне евӗр тулӑххӑн сӑйласа, килӗсене ӑсататчӗ, ҫакӑ вара унпа ниепле тавҫӑрса, ӑнкарса илме ҫукла тӗрӗслӗпе ҫултан-ҫулах питӗ шеппӗн майлашӑнса пыратчӗ.
Он заманивал к себе в качестве прислуги молоденьких, часто несовершеннолетних девушек из простонародья и через месяц отпускал их домой, по-своему щедро наградив деньгами, и это продолжалось у него из года в год с непостижимой правильностью.

Ҫак ту тӑрринче вара, хуп-хура йывӑҫсем хушшинче, ырӑ шӑршӑллӑ тӗттӗм курӑк ҫинче, вӑрманӑн канакан ама-турри евӗр, ӑнланма ҫукла, питӗ-питӗ илемлӗ шур хӗрарӑм выртать.
И на этой горе, между черных деревьев, в темной пахучей траве, лежала, как отдыхающая лесная богиня, непонятная прекрасная белая женщина.

XIV // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Питӗ, питӗ, ниҫтан чӑтса тӑрас ҫукла.
Ужасно, ужасно захотелось.

Ах, питӗ-питӗ вӑраха пычӗ ҫакӑ тата каласа пама ҫукла хӳхӗм, илемлӗччӗ…
Ах, это продолжалось так долго и было так невыразимо чудно-приятно…

Ромашовшӑн мӗскер-тӗр пач пӗлменни, паллӑ марри пурччӗ каллех ҫак тинкерӳре — лӑпкаса ҫупӑрлакан темле ачашлӑх та, ҫивӗч тимлӗх те, кайӑксӑрлӑх та, унтан та шаларахра вара, сенкер куҫ шӑрҫисен асамлӑ тарӑнлӑхӗнче, мӗскер-тӗр чунӑн чи-чи вӑрттӑн чӗлхипе калаҫакан, ӑнланма, тавҫӑрса илме ҫукла тӗлӗнтермӗш йӑпшӑнса пытарӑннӑччӗ… —
В этом взгляде было опять что-то совершенно незнакомое Ромашову — какая-то ласкающая нежность, и пристальность, и беспокойство, а еще дальше, в загадочной глубине синих зрачков, таилось что-то странное, недоступное пониманию, говорящее на самом скрытом, темном языке души…

XIII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Асне килчӗ ӑна хӑйӗн тӳсме ҫукла вӑтанӑвӗ те.
Вспомнился ему и собственный нестерпимый стыд.

XII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Полкӗнче капла та, провинцири тискер мехеллӗ пурнӑҫа пула, ҫынлӑх тенипе пит хисеплешсех каймастчӗҫ, унта та пулин вӑл ҫав хӑрушӑ та усал ҫар аваллӑхӗн темле латсӑрла тӗлӗнтермӗш палӑкӗ пекех курӑнатчӗ, ҫакна май ун ҫинчен кулӑшла-путишле, ӗненсе пӗтерме ҫукла анекдотсем нумай кала-кала паратчӗҫ.
Даже в полку, который благодаря условиям дикой провинциальной жизни не отличался особенно гуманным направлением, он являлся каким-то диковинным памятником этой свирепой военной старины, и о нем передавалось много курьезных, почти невероятных анекдотов.

X // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Ӑнлансамӑр, мана ҫак сивӗ, тӗллевсӗр, ҫак каҫарма ҫукла пӑсӑклӑх-алхасу ҫинчен шутлама та намӑс, ирсӗр!
Поймите, мне стыдно, мне гадко думать об этом холодном, бесцельном, об этом неизвиняемом разврате!

IX // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Чӗринче вӑл ҫак хӗрарӑм хӑйӗнче, йӗрӗнчӗклӗхпе пӗрлех, темле пӗчӗк, ирсӗр, анчах ҫӗнтерме ҫукла хӑравҫӑлӑх ҫуратнине туйса тӑчӗ.
В душе он чувствовал, что эта женщина вселяет в него вместе с отвращением какую-то мелкую, гнусную, но непобедимую трусость.

Ромашова унӑн кӑшт ӑмӑртарах хӳхӗм питӗнче яланах, — ӑна, ҫав ӑнланса пӗтерме ҫукла шуранка пите, кӑвактараххӑн курӑнакан хуп-хура ҫӳҫӗ тата вӑйлӑнрах тӗттӗмлетет, — темӗн тармакли, тытса тӑркӑслаканни те хаярри, мӗн-тӗр этеме мар, питӗ пысӑк та вӑйлӑ тискер кайӑка ҫеҫ тивӗҫекенни пур пеклӗн туйӑнса тӑрать.
Ромашову всегда чуялось в его прекрасном сумрачном лице, странная бледность которого еще сильнее оттенялась черными, почти синими волосами, что-то напряженное, сдержанное и жестокое, что-то присущее не человеку, а огромному, сильному зверю.

VIII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Осадчий, Шульгович полковник пекех, хайӗн никамра ҫукла хӑватлӑ та ҫав тери илемлӗ сассипеле, ҫаплах тата тем пысӑкӑш пӗвӗпе те хӑраса каймалла вӑйӗпеле полкра ҫеҫ мар, пӗтӗм дивизийӗпех чапа тухнӑ.
Осадчий славился, как и полковник Шульгович, не только в полку, но и во всей дивизии своим необыкновенным по размерам и красоте голосом, а также огромным ростом и страшной физической силой.

Малти тӑвӑр пӳлӗм сасартӑк, ҫепӗҫ кулӑпа та янӑравлӑ пакӑлтатупа пӗрлех, тул сиввин, духисен, пудрӑсен те ҫеп-ҫемҫе сӑран перчеткесен шӑршипе тулса ларатчӗ, — капӑр тумлӑ хитре хӗрарӑмсен бал умӗнхи тытса илме ҫукла ҫав тери вӑйлӑ пӑлхантаракан шӑршипеле.
Вместе с женским смехом и звонкой болтовней тесная передняя вдруг наполнялась запахом мороза, духов, пудры и лайковых перчаток, — неуловимым, глубоко волнующим запахом нарядных и красивых женщин перед балом.

«Халӗ эпӗ ӑна ҫӑлатӑп», — таҫтан-тулашран пӑшӑлтатрӗ сасартӑк Ромашова хӑлхинчен темӗнле ют, ӑнланса пӗтерме ҫукла сасӑ, Ромашов вара куҫӗсене васкамасӑр ватӑ, самӑр, пысӑк питлӗ хӑлхари хӗреслӗ те ҫурма уйӑхлӑ кӗмӗл алка ҫине куҫарчӗ.
Странный, точно чужой голос шепнул вдруг извне в ухо Ромашову: «Сейчас я его ударю», — и Ромашов медленно перевел глаза на мясистую, большую старческую щеку и на серебряную серьгу в ухе, с крестом и полумесяцем.

VII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Юлашкинчен хӑйпе хӑй хускалнӑ ҫав нервӑллӑ турткалашу чарма ҫукла пулса кайрӗ те пӗтӗм ӳт-пӳ сиксе тӑрӑлтатмах пуҫларӗ.
Наконец это непроизвольное нервное движение стало так заметно, что от него задрожало все тело.

Кунта пач та айӑплассинчен хӑрани марччӗ, паллах ӗнтӗ, тӳркӑмӑллӑхпа ӳкӗнӳ те марччӗ ку, шӑп та шай «куҫ пӑвни» хӑйччӗ, ҫитӗннисем тӑвакан ҫав тери мӑнаҫлӑ та тавҫӑрса пӗтерме ҫукла хӑтланусен умӗнчи тӗшмӗшле сехӗрленӳ евӗрскер, ютшӑнчӑк, тискер кайӑкла ҫын шаманӑн асамлӑ ҫаврашки умӗнче хисеплӗн чӗтӗресе тӑнӑ чухнехи пекскер.
Здесь был не страх наказания, и, конечно, не добросовестность и не раскаяние, а именно гипноз, нечто вроде суеверного страха перед могущественными и непостижимыми действиями взрослых, нечто вроде почтительного ужаса дикаря перед магическим кругом шамана.

VI // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Хӑйне вӑл уринчен пуҫласа пуҫӗ таранах ҫуса та тасатма ҫукла йывӑр пылчӑкпа вараланнӑ пекех туйрӗ, ӑна ун ҫине пач юратман хӗрарӑмпа тытакан ҫыхӑну пӗркесе лартрӗ — ҫур ҫула яхӑн тӑсӑлакан ҫыхӑну.
И сам себе он показался с ног до головы запачканным тяжелой, несмываемой грязью, которую на него наложила эта связь с нелюбимой женщиной — связь, тянувшаяся почти полгода.

V // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

— О, мӗнлерех кӑна хаклама пӗлейместпӗр эпир унӑн ҫип-ҫинҫе, тытса илме май ҫукла ҫепӗҫлӗхне, эпир — тӳрккес, кахал, малашлӑха курманскерсем.
— О, как мы не умеем ценить ее тонких, неуловимых прелестей, мы — грубые, ленивые, недальновидные.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics