Шырав

Обломов

Обломов хӑйне пурӑнмалӑх Мухояров хӑварнӑ укҫана пӗтӗмпех Агафья Матвеевнӑна пачӗ, лешӗ вара виҫӗ-тӑватӑ уйӑх пӗрмай ӗлӗкхиллех пӑтшарӑн кофе авӑртрӗ, корица тӳрӗ, пӑру ашӗ, кӑркка ӑшаларӗ, ҫакна вӑл йӑлтах юлашки ҫичӗ гривнӑ пӗтиччен турӗ, вара, Обломов патне пырса, укҫа пӗтни ҫинчен пӗлтерчӗ.
Обломов отдал хозяйке все деньги, оставленные ему братцем на прожиток, и она, месяца три-четыре, без памяти по-прежнему молола пудами кофе, толкла корицу, жарила телятину и индеек, и делала это до последнего дня, в который истратила последние семь гривен и пришла к нему сказать, что у ней денег нет.

Ҫак ӗҫе мӗн те пулин ан чӑрмантартӑр тесе, кил хуҫи арӑмӗн пиччӗшӗ парӑма икӗ ҫултах таттарма васкарӗ, ҫавӑнпа Обломов сасартӑк йывӑрлӑха кӗрсе ӳкрӗ.
Братец спешил окончить эту добровольную сделку с своим должником года в два, чтоб как-нибудь и что-нибудь не помешало делу, и оттого Обломов вдруг попал в затруднительное положение.

Штольц ярса панӑ укҫа йӑлтах парӑма татма кайнине, хӑйне валли пурӑнмалӑх кӑшт ҫеҫ юлнине курсан, Обломов хӑй мӗнле серепене лекнине ӑнланчӗ.
Обломов понял, в какие тиски попал он, когда все, что присылал Штольц, стало поступать на уплату долга, а ему оставалось только небольшое количество денег на прожиток.

Кайран, ялтан укҫа килсен, кил хуҫи арӑмӗн пиччӗшӗ, ун патне пырса, ӑна ҫапла пӗлтерчӗ: тупӑшран укҫа хальтерех пама тытӑнсан, Обломова ҫӑмӑлтарах пулӗччӗ; пӗр виҫӗ ҫултан вара парӑма татма пулать; анчах пама срок ҫитсен, документ тӑрӑх шыраса илме тытӑнсан, Обломов ялне сутса яма тивет, мӗншӗн тесен Обломовӑн укҫи ҫук, пуласси те курӑнмасть, терӗ.
Потом, когда он получил деньги из деревни, братец пришли к нему и объявили, что ему, Илье Ильичу, легче будет начать уплату немедленно из дохода; что года в три претензия будет покрыта, между тем как с наступлением срока, когда документ будет подан ко взысканию, деревня должна будет поступить в публичную продажу, так как суммы в наличности у Обломова не имеется и не предвидится.

Алӑ пуснӑ чух Обломов ку укҫасем тӑлӑх ачасемшӗн пулӗҫ тенӗччӗ, анчах кайран, тепӗр кунне, урӑлса ҫитсен, ҫак ӗҫе вӑтанса аса илчӗ те манма тӑрӑшрӗ, кил хуҫи арӑмӗн пиччӗшӗпе тӗл пуласшӑн пулмарӗ, Тарантьев кун пирки сӑмах тапратсан, Обломов хваттертен тухса каяссипе, яла куҫассипе хӑратрӗ.
Обломов, подписывая, утешался отчасти тем, что деньги эти пойдут на сирот, а потом, на другой день, когда голова у него была свежа, он со стыдом вспомнил об этом деле, и старался забыть, избегал встречи с братцем, и если Тарантьев заговаривал о том, он грозил немедленно съехать с квартиры и уехать в деревню.

Тарантьев хирӗҫӳллӗ ӗҫ пирки астутарсанах, Обломов тарӑхрӗ те именчӗ; унтан килӗшӳ пуҫарчӗҫ, унтан виҫҫӗшӗ те ӗҫрӗҫ, вара Обломов тӑватӑ ҫуллӑха заемнӑй ҫыру ҫырса пачӗ; тепӗр уйӑхран Агафья Матвеевна ҫавӑн пек ҫырӑвах пиччӗшӗ ячӗпе ҫырса алӑ пусрӗ, хӑй мӗн ҫырса алӑ пуснине те тавҫӑрса илеймерӗ.
При первом намеке Тарантьева на скандалезное дело Илья Ильич вспыхнул и сконфузился; потом пошли на мировую, потом выпили все трое, и Обломов подписал заемное письмо, сроком на четыре года; а через месяц Агафья Матвеевна подписала такое же письмо на имя братца, не подозревая, что такое и зачем она подписывает.

Обломов халачӗ ҫӗтӗлсе пӗтрӗ, ӑна темле сапласан та, вӑл ирӗлсех пырать, ҫӗвӗ тӑрӑх мар, пур ҫӗртен те ҫурӑлать; тахҫанах ҫӗннине илме вӑхӑт ӗнтӗ.
Халат на Обломове истаскался, и как ни заботливо зашивались дыры на нем, но он расползается везде и не по швам: давно бы надо новый.

Менельник иртнӗренпе, ӑнсӑртран Штольц апатланура пулнӑранпа ҫур ҫултан Обломов хваттерӗнче мӗн тери салху, кичем.
Как все мрачно, скучно смотрело в квартире Обломова года полтора спустя после именин, когда нечаянно приехал к нему обедать Штольц.

Обломов ҫырӑвӗ ӑҫта?
Где письмо Обломова?

— Турӑҫӑм, сӑмах Обломов пирки пынине пӗлнӗ пулсан, эпӗ ҫапла асапланнӑ пулӑттӑм-и? — терӗ вӑл, Ольга ҫине ҫав тери ачашшӑн, ҫав тери именсе, Ольгӑн нимӗнле хӑрушлӑх та пулман пекех пӑхса.
— Боже мой, если б я знал, что дело идет об Обломове, мучился ли бы я так! — сказал он, глядя на нее так ласково, с такою доверчивостью, как будто у ней не было этого ужасного прошедшего.

Уҫӑлса ҫӳренисем ҫинчен, хӑйӗн шанчӑкӗсем ҫинчен, Обломов пӗрре хавасланни, тепре пӗтсе ларни ҫинчен, сирень турачӗ ҫинчен, чуптуни ҫинчен те каларӗ Ольга.
Она рассказала о прогулках, о парке, о своих надеждах, о просветлении и падении Обломова, о ветке сирени, даже о поцелуе.

Анчах ман пуҫа ниепле те кӗмест, ниепле ӑнланса илейместӗп: Обломов мӗнле…
Но в мою голову не входит, я не понимаю, как Обломов…

Обломов умӗнче вӑл хӑйне хӑй ҫирӗп, ирӗклӗ тыткалатчӗ, йӑлтах витӗр курса тӑратчӗ, — халӗ ҫак хӑрушӑ хирӗҫтӑран умӗнче йӑлтах ҫухалса кайрӗ.
Перед этим опасным противником у ней уж не было ни той силы воли и характера, ни проницательности, ни уменья владеть собой, с какими она постоянно являлась Обломову.

«Мӗншӗн… эпӗ юратрӑм?» тунсӑхласа асапланчӗ Ольга, вара паркри ире аса илчӗ: ун чухне Обломов тарасшӑнччӗ, вӑл тарсан — ман пурнӑҫӑм кӗнеки яланлӑхах хупӑнӗ, тесе шухӑшлатчӗ Ольга.
«Зачем… я любила?» — в тоске мучилась она и вспоминала утро в парке, когда Обломов хотел бежать, а она думала тогда, что книга ее жизни закроется навсегда, если он бежит.

Соничка Обломов ҫинчен калама та иккӗленсе тӑмӗччӗ: эпӗ унпа йӑпанасшӑн ҫеҫ шӳтлерӗм, вӑл ҫав тери кулӑшла, унашкал «миххе» юратма пулать-и вара, никам та куна ӗненес ҫук, тейӗччӗ.
Сонечка не задумалась бы сказать и про Обломова, что пошутила с ним, для развлечения, что он такой смешной, что можно ли любить «такой мешок», что этому никто не поверит.

Анчах вӑл майлӑ вӑхӑта ирттерсе ячӗ: Штольц тахҫанах юратать ӗнтӗ, тата унӑн туйӑмӗ вӑйланнӑҫемӗн вӑйланса пырать; ҫитменнине Штольц Обломов та мар: унран ниҫта кайса та хӑтӑлаймӑн.
Но она уже потеряла время: это случилось давно, притом надо было ей предвидеть, что чувство разыграется у него в страсть; да это и не Обломов: от него никуда не уедешь.

Ҫав чаплӑх шевлинче Обломов сӑнарӗпе малтанхи юрату сӑнарӗ ҫухалӗҫ-ши?..
Потонет ли в лучах этого блеска образ Обломова и той любви?..

Ку та йӑлтах аван темелле ӗнтӗ: Штольц ӗмӗтпе киленекен ҫын мар, вӑл та, Обломов пекех, анчах урӑх сӑлтавсемпе, хыпса-ҫунса юратасса ӗмӗтленменччӗ.
Все бы это прекрасно: он не мечтатель; он не хотел бы порывистой страсти, как не хотел ее и Обломов, только по другим причинам.