Шырав

Грушницкий

— Грушницкий! — терӗм эпӗ, — халь вӑхӑт пур-ха: йышӑн хӑвӑн элекне, вара эпӗ сана пӗтӗмпех каҫаратӑп.
— Грушницкий! — сказал я, — еще есть время; откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все.

Капитан ӑна кӑлӑхах тӗрлӗрен паллӑсем парать, Грушницкий пӑхасшӑн та мар.
Напрасно капитан делал ему разные знаки, Грушницкий не хотел и смотреть.

Грушницкий пуҫне кӑкӑрӗ ҫине ӳсрӗ те, тарӑхса, кичеммӗн пӑхса тӑрать.
Грушницкий стоял, опустив голову на грудь, смущенный и мрачный.

Мӗскӗн доктор: Грушницкий вунӑ минут каярах шурӑччӗ те, вӑл унран та шурӑрах.
Бедный доктор! он был бледнее, чем Грушницкий десять минут тому назад.

— Ну, Грушницкий шӑллӑм, шел тивертейменшӗн! — терӗ капитан.
— Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! — сказал капитан.

Грушницкий мана хирӗҫ тӑчӗ те паллӑ панӑ хыҫҫӑн пистолетне ҫӗклеме тапратрӗ, чӗркуҫҫийӗсем чӗтреҫҫӗ унӑн.
Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет, колени его дрожали.

— Решеткӑ! — васкаса кӑшкӑрчӗ Грушницкий, юлташӗ кӑрт тӗртнипе сасартӑк вӑраннӑ ҫын пек.
— Решетка! — закричал Грушницкий поспешно, как человек, которого вдруг разбудил дружеский толчок.

Грушницкий такӑннӑ-мӗн; вӑл тытнӑ турат хуҫӑлнӑ та, хӑй месерлех аялалла шуса анатчӗ пулӗ, юрать-ха секунданчӗсем тытма ӗлкӗрчӗҫ.
Грушницкий споткнулся, ветка, за которую он уцепился, изломилась, и он скатился бы вниз на спине, если б его секунданты не поддержали.

Грушницкий малта пырать, ун хыҫҫӑн унӑн секунданчӗсем, унтан эпир докторпа.
Грушницкий шел впереди, за ним его секунданты, а потом мы с доктором.

Чул ту айӗнчи йывӑҫ тӗмисен хушшине виҫӗ лаша кӑкарнӑ; хамӑр лашасене ҫавӑнтах кӑкартӑмӑр та тӑвӑр сукмак тӑрӑх плошадка ҫине улӑхрӑмӑр, унта пире драгун капитанӗ, Грушницкий тата унӑн тепӗр секунданчӗ кӗтсе тӑратчӗҫ.
У подошвы скалы в кустах были привязаны три лошади; мы своих привязали тут же, а сами по узкой тропинке взобрались на площадку, где ожидал нас Грушницкий с драгунским капитаном и другим своим секундантом.

Э! господин Грушницкий!
А! господин Грушницкий!

Ку кӑштах ҫынна вӗлернӗ майлӑрах, анчах вӑрҫӑ вӑхӑтӗнче, уйрӑммӑнах азиатсен вӑрҫинче, чеелӗхсемшӗн ятламаҫҫӗ; ҫапах Грушницкий хӑйӗн юлташӗсенчен пархатарлӑрах пек туйӑнать.
Это немножко похоже на убийство, но в военное время, и особенно в азиатской войне, хитрости позволяются; только Грушницкий, кажется, поблагороднее своих товарищей.

Пирӗн калаҫусем самаях вӑрӑма пычӗҫ; юлашкинчен вара эпир ӗҫе ҫапла тума шутларӑмӑр: кунтан пӗр пилӗк ҫухрӑмра улах ту хушши пур; вӗсем унта ыран ирпе тӑватӑ сехетре каяҫҫӗ, эпир вӗсем хыҫҫӑн ҫур сехет кайран тухатпӑр; ултӑ утӑмран перетӗр — Грушницкий хӑй ҫапла тума ыйтрӗ.
Переговоры наши продолжались довольно долго; наконец мы решили дело вот как: верстах в пяти отсюда есть глухое ущелье; они туда поедут завтра в четыре часа утра, а мы выедем полчаса после них; стреляться будете на шести шагах — этого требовал Грушницкий.