Шырав

Шырав ĕçĕ:

пушӑ the word is in our database.

пушӑ (тĕпĕ: пушӑ) more information about the word form can be found here.

Ҫӗнӗрен килсе вырнаҫакансене кӗтсе, пӳлӗмсем пушӑ тӑнӑ вӑхӑтра, эпӗ ҫара стенисене пӑхма кӗтӗм, картинӑсем ҫакӑнса тӑнӑ вырӑнсенче тӑваткӑл паллӑсем, кукӑр пӑтасем тата пӑтасемпе амантнӑ вырӑнсем курӑнса тӑратчӗҫ.
Когда комнаты стояли пустые, в ожидании новых насельников, я зашёл посмотреть на голые стены с квадратными пятнами на местах, где висели картины, с изогнутыми гвоздями и ранами от гвоздей.

IX. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Аса килет, ҫав нимсӗр, пушӑ кунсенче ӗнтӗ пӗр темле вӑрттӑнла япала пулчӗ: пӗрре каҫхине, пурте ҫывӑрма выртнӑ чухне, сасартӑк собор чанӗн сасси янӑраса карӗ, вӑл килте пурне те тӑруках хускатса ячӗ, ҫурри тумланнӑ ҫынсем пӗр-пӗринчен: — Пушар-и? Пушар чанӗ-и? — тесе ыйтса чӳречесем патнелле чупрӗҫ.
Помнится, именно в эти пустые дни случилось нечто таинственное: однажды вечером, когда все ложились спать, вдруг гулко прозвучал удар соборного колокола, он сразу встряхнул всех в доме, полуодетые люди бросились к окнам, спрашивая друг друга: — Пожар? Набат?

Халӗ ӗнтӗ, Атӑл леш еннелле инҫетелле пӑхнӑ чух, унта пушӑ вырӑн ҫуккине пӗлсе тӑраттӑм, ӗлӗк Атӑл леш еннелле пӑхаттӑм та темле ӑраснах кичем пулса каятчӗ: хура саплӑксем пек курӑнакан вӗтлӗх ӑшӗнче ҫарансем лаптакӑн выртаҫҫӗ, ҫарансем пуҫӗнче шӑллӑ хура вӑрман стена, ҫарансем тӗлӗнче сивӗ те тӗксӗм кӑвак пӗлӗт.
Теперь, глядя в заволжские дали, я уже знал, что там нет пустоты, а прежде, бывало, смотришь за Волгу, становится как-то особенно скучно: плоско лежат луга, в тёмных заплатах кустарника, на конце лугов зубчатая чёрная стена леса, над лугами — мутная, холодная синева.

Лайӑх ҫанталӑкра вӗсем ир-ирех пирӗн пӳрте хирӗҫ, ҫырма хыҫнелле, пушӑ уя, шурӑ кӑмпасем шӑтса тухнӑ пек, пырса тулатчӗҫ те, интереслӑ пысӑк вӑйӑ пуҫласа яратчӗҫ: правурскерсем, вӑйлӑскерсем, шурӑ кӗпесемпе, вӗсем аллисене пӑшалсем тытса, уй тӑрӑх савӑнӑҫлӑн чупатчӗҫ.
В хорошую погоду они рано утром являлись против нашего дома, за оврагом, усеяв голое поле, точно белые грибы, и начинали сложную, интересную игру: ловкие, сильные, в белых рубахах, они весело бегали по полю с ружьями в руках.

VII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Хӑшпӗр чух унӑн тӗссӗрленнӗ сухалӗпе пушӑ куҫӗсем таҫтан кӗтес хыҫӗнчен курӑнса каятчӗҫ те ҫавӑнтах ҫухалатчӗҫ.
Иногда его выцветшая борода и пустые глаза высовывались откуда-то из-за угла и тотчас исчезали.

VI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Пушӑ сехетсенче манӑн нимӗнпе интересленсе пурӑнмалли те ҫук: пирӗн мӗскӗн урамра нимӗн те ҫук, аяккарах кайма хушмаҫҫӗ, картишӗнче тӑпра чавакансем, ывӑннӑскерсем те ҫиленнӗскерсем тата тирпейленмен кухаркӑсемпе кӗпе ҫӑвакан хӗрарӑмсем, кашни хӗвӗшсе ҫӳрекен йытӑсем, — ҫаксем пурте мана йӗрӗнтереҫҫӗ, ҫав тери кӳрентереҫҫӗ, суккӑр пулсах тӑрас килет.
В свободные часы мне совершенно нечем жить; на убогой нашей улице пусто, дальше — не позволено уходить; на дворе сердитые, усталые землекопы, растрёпанные кухарки и прачки, каждый вечер — собачьи свадьбы, — это противно мне и обижает до того, что хочется ослепнуть.

IV. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Хӗллехи ҫӑлтӑрсен айӗнче хулан пушӑ урамӗсемпе ҫӗрле утса ҫӳренисем манӑн шухӑш-туйӑмӗсене ӳстерсе ячӗҫ.
Ночные прогулки под зимними звёздами, среди пустынных улиц города, очень обогащали меня.

Йӗри-тавра пурте хор юрланипе гармониллӗ пӗрлешсе тӑрать, пурте юмахри тӗлӗнмелле пурӑнӑҫпа пурӑнать, пӗтӗм чиркӳ сӑпка пек ерипен чӳхенсе тӑрать, — сӑмала пек ҫӑра, тӗксӗм пушӑ ҫӗрте чӳхенет.
Всё вокруг гармонично слито с пением хора, всё живёт странною жизнью сказки, вся церковь медленно покачивается, точно люлька, — качается в густой, как смола, тёмной пустоте.

Анчах ҫурчӗ пушӑ пулни ман кӑмӑла каймарӗ, ҫавӑнпа та эпӗ унта тӗрлӗ ҫынсене вырнаҫтартӑм: чӳречесем тӗлӗнче веерсем тытнӑ улпут майрисем, пируссем тытнӑ.
Но мне не понравилось, что дом пустой, и я населил его разными жителями: в окнах сидели барыни с веерами в руках, кавалеры с папиросами, а один из них, некурящий, показывал всем длинный нос.

Ҫав виҫӗ пӳлӗм яланах пушӑ тӑраҫҫӗ, хуҫасем пӗчӗк столовӑя чышӑнаҫҫӗ, пӗр-пӗрне кансӗрлеҫҫӗ.
Эти три комнаты всегда были пусты, а хозяева теснились в маленькой столовой, мешая друг другу.

Чӳречесем хушшинче икӗ тӗкӗр тата «Нивӑн» ылттӑн рамӑллӑ картина-премийӗсем ҫакӑнса тӑракан пысӑк залра пушӑ та кичем, кунта картла вылямалли икӗ сӗтел тата пӗр дюжина яхӑн венски пукан ларать.
В большой зале, с двумя зеркалами в простенках, картинами-премиями «Нивы» в золотом багете, с парой карточных столов и дюжиной венских стульев, было пустынно и скучно.

Юрать шӑтӑкӗ пушӑ, унта хуҫи выртнӑ пулсан? — терӗ те, кулса макӑрса ячӗ.
Ну, ладно что пустая берлога, а кабы там да хозяин лежал? — И заплакала сквозь смех.

III. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Турӑ амӑшӗ вара ӑна каласа панӑ, ҫӗр пушӑ выртнине кура турӑ хӑй те ҫӗре хӗрхеннӗ мӗн, ҫавӑнпа вӑл амӑшне калать: эсӗ кӑна лайӑх тунӑ! — тет.
Тут она ему покаялась, а господу-то уж и самому жалко было видеть землю пустой, и говорит он ей: это хорошо ты сделала!

Хӑй вӑл хӑрать курӑнать: аллинчи ҫурта татӑкӗ чӗтрет, хӑй шуралса кайнӑ, тутине кичемле сарса пӑрахнӑ, куҫӗсем шывланнӑ, пушӑ аллине вӑл хуллен ҫурӑм хыҫнелле пытарать.
Сам он, видимо, боялся: огарок в руке его дрожал, он побледнел, неприятно распустил губы, глаза его стали влажны, он тихонько отводил свободную руку за спину.

I. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Пушӑ ещӗк ҫине ларса вӑл анасласа илчӗ, ҫӑварӗ ҫине хӗрес хучӗ те каллех: — Вӑрла-ха, э? — терӗ.
Присев на пустой ящик, он зевнул, перекрестил рот и снова: — Украдь, а?

Вара вӑл, аллисене конторка ҫине, кушак аҫи хӑй урисене хунӑ пек, хурать те, хӑранипе пушӑ куҫӗсемпе мана питрен тӗллесе пӑхса, ҫапла хӑрӑлтатса калать:
Тогда, положив руки на конторку, точно кот лапы, он испуганно упирается пустыми глазами в лицо мне и шипит:

Йевта ракин юлашки сыпкӑмӗсене ӗҫсе ячӗ те пушӑ фляжкӑна айкинелле тӗртсе ячӗ.
Евта допил последние глотки ракии и отбросил пустую фляжку.

40 // Александр Яндаш. Чосич, Д. Хӗвел инҫетре: роман / вырӑсларан А.Яндаш куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1958. — 352 с.

Батрак, тарҫӑ, ҫурт-йӗрсӗр ҫын, хӗн-хур тӳсекен ҫын, пушӑ вырӑн кӑна пулнӑ вӑл, анчах халӗ вӑл власть.
Я был слуга, погонщик, бездомная собака, чужое счастье, никто и ничто, а теперь власть.

Утмӑл ҫул хушшинче хӑҫан пушӑ кун пулнӑ манӑн?
Был ли у меня за все мои шестьдесят лет хоть один свободный день?

Пӳртре вут пулмасан, пушӑ та чунсӑр пек туйӑнать.
Нет в доме огня — и все пусто, без души.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics